Для парадигмы атореферентной эвристики творческого акта, представленной в первой редакции задачника по философии в 2015 году, диалектическая логика является необходимой, но не достаточной. Если диалектика исследует средства творческого мышления, то риторика индуцирует сам процесс творчества. Для того, чтобы творчество превратилось в сам себя целенаправленно создающий, исследующий и исправляющий себя процесс, необходимо соединение диалектических элементов мышления (вопрос, противоречие, решение, степени неразрешимости) с такими динамическими и простейшими параметрами творчества, как «тропы» – предельно простые приёмы переосмысления привычного значения слов. Идет ли речь о самой же речи, или в тексте пишется о тексте, но в любом случае должен сбываться риторический механизм порождения смысла.
Явление «нераздельности неслиянных» мысли, слова и «живого действия» отмечал В. П. Зинченко, сделав вывод о том, что большинство тестов для «измерения интеллекта» грешат тем, что в лабораторных условиях пытаются измерить мысль так, как если бы она могла возникнуть отдельно от языка и непосредственно «живого», свободного действия не стеснённого человека, создающего нечто новое [1]. В этой связи мы, применив изобретательский приём введения дополнительного измерения, добавили к категориальной оси диалектических элементов первой общекультурной компетенции (вопрос – противоречие – решение – неразрешимость) не менее творческую вторую, риторическую: ирония – метонимия – метафора – синекдоха – перифраза – гипербола-мейосис – эмфаза, назначив весь её только что перечисленный состав для исполнения функции динамически устойчивых параметров всё более усиливающего себя неравновесного процесса творческого мышления.
Элементарная риторическая фигура переосмысления привычного значения слова – это далее неделимый и очевидный для себя творческий акт «дивергентного мышления», мотивированное отклонение от обыкновенной и не полностью определённой нормы. Конечно, без свободы человека не возникло бы такое её средство, как язык, но без изобретательских логико-риторических приёмов создания речи и текста свобода фантазии всегда оборачивалась бы разрушительным бунтом против собственных законов языка, что происходит только в том случае, если техника творческого мышления и речевая практика беседы сильно отстают от увлечённости каким-либо делом, как это описано в математической модели К. Зимана «гении и маньяки» [2]. Классическим примером этого является графомания первой половины жизни страстного любителя поэзии – Хвостова, современника и приятеля Пушкина, и просто нормальные стихи всё того же Хвостова в конце его жизни.
Человеку свойствен не столько сам язык, сколько возможность, потребность и способность сотворять его заново в каждом речевом акте. Речь обладает всеми сущностными признаками настоящего практического действия, не подменяя собой другие типы действий, но являясь самим условием возможности всех остальных. А сам русский язык являет собой воплощённый пример того, как возможен порядок без субординации – без господства и подчинения: он содержит в себе всю субординацию коммуникативно-смысловых единиц и в то же время предоставляет все средства её преодоления без утраты своей несубординационной упорядоченности. Поэтому для овладения языком творческой свободы мало быть всего лишь внутренне свободным, ещё более насущно быть великодушным – уметь общаться на равных с другими, понимая при этом, что ни большая умелось, ни больший талант и ум не дают тебе больших прав ни на жизнь, ни на истину, ни на творческую свободу. Если учесть, что беседа в философии является собственной причиной и мерой рождения мысли, то все семь тропов должны быть инструментами и критериями при освоении элементов первой общекультурной компетенции, т. е. способности к творческому мышлению и ещё более творческому (самотворящемуся) общению, главная цель которого – вовсе не победа в каком-то там споре, а взаимное обоснование личностных начал друг друга и развитие взаимных отличий друг от друга (только в общении люди преодолевают риск впасть в замкнутый «порочный круг» самообоснования собственных личностных начал, что было основательно понято в концепции «логики диалога логик и школы диалога культур» В. С. Библера [3]).
Риторические тропы позволяют судить не только о степени количественной освоенности диалектических элементов творческого мышления, но и об индивидуальной траектории этого освоения – о «психологической топологии пути» становления креативной личности как обучающегося, так и обучающего, имеющей точные аналоги в математической теории катастроф в виде семи типов элементарных катастрофичных ситуаций. Это не удивительно, поскольку семь типов элементарных риторических приёмов переосмысления всего привычного являются изобретательским опытом удачного преодоления творческих катастроф языка.
Приведу пример одного изобретательского самоконфликта языка, который отличается от приведённого в одной из своих «летних» статей.
Как быть если частотный словарь ударений, правила письменного языка и непосредственная интуиция самой устной речи позволяют сделать в одном и том же слове два разных ударения? К примеру, в слове «одновр(е)м(е)нно» правила, словари и интуиция одновременно указывают на две разрешённые для ударения «е». Хотя К. И. Чуковский в конце своей книги детства советовал первую «е», мотивируя это тем, что «вр(е)мя» должно звучать и слышаться в производном выражении, но мы усомнимся в этом, вспомнив, вслед за М. Хайдеггером [4], что время, конечно, проходит, но делает это («проходит безвозвратно») не только постоянно, но и вечно.
Вечность оказывается подлинной, «врем(е)нной» сутью времени, а перед беспощадной критикой вечной сутью времени не сможет устоять только всё неподлинное, поверхностное, легкомысленное – оно-то как раз и будет краткосрочным, не стоящим вдумчивого и размышляющего поминовения и вечного возращения к нему («вечной памяти»), то есть окажется всего лишь «вр(е)менным», «невсамделишным», подделкой, «обманчивой видимостью», а не подлинником, не оригиналом, не сутью самой глубины смысла. А теперь произнесите вслух «одноврем(е)нно» – «одновр(е)менно» для того, чтобы самостоятельно убедиться в том, что смысл, родившийся в философии благодаря одноврем(е)нному действию всех семи степеней изменчивости языка, озвучил себя сам, показав, с феноменологической прозрачностью, своё коренное отличие от своей вр(е)менной тени – лишь тени смысла всего краткосрочного. Произнесите – ведь проверочный эксперимент в речи не нуждается ни в каком оборудовании и практически ничего не стоит для самого экспериментирующего. Благодаря смысловой поляризации двух равноправных исключающих друг друга ударений в одном и том же слове мы разрешили «техническое» противоречие между ними («разрешили» – значит преодолели его и в то же время позволили ему быть в снятом качестве благополучно пережитой катастрофы свободы совести говорящего).
Бесконечно-смысловая выразительность и творческая неопределённость языка есть благодаря тому, что разных исходных типов элементарных приёмов переосмысления привычного значения слов (тропов смысла) именно семь, а с семипараметрической системы начинается эффект бесконечного континуального множества производных форм и явление неравновесной творческой неопределённости.
Именно благодаря такой «седмичной» смысловой размерности диалектические элементы мышления будут содержать достаточную информацию о выборе нужного направления поисков нового решения изобретательской задачи, но не будут жестко и однозначно предопределять это решение, резервируя в сохранности рационально-прагматичную долю частичной и творчески полезной неопределённости. Аналогичное явление в литературе 20 века отметил М. А. Гаспаров [5] со ссылкой на С. Аскольдова [6], описав функцию концепта как осознанное создание неопределённости значения слова путём его расширения (анти-эмфаза) и предложив, признавая правоту С. Аскольдова, для этой фигуры переосмысления термин «концепт».
Способность намеренно создавать управляемый эффект конкретной и неравновесной неопределённости характеризует свободное владение не только таким элементом творческого мышления, как диалектическое противоречие, но и всеми остальными (вопрос, решение, неразрешимость).
Одновременное совместное действие семи простейших риторических фигур переосмысления образует своего рода смысловой аккорд, приводящий к возможности непрерывной переизобретаемости способа изобретать, обучать этому других и интуитивно точно оценивать степень овладения творческой свободой в размерности текущего времени неторопливой философской беседы и, в том числе, во время проведения семинаров по философии.
Факт одновременного, совместно согласованного возникновения всех семи тропов во время каждого творческого акта вовсе не означает отсутствия последовательности в их переходах от одного к другому: все семь тропов наличествуют одновременно благодаря их последовательным переходам друг к другу, они последовательно порождают друг друга благодаря их одновременному соприсутствию рядом друг с другом. Как риторические тропы действуют в диалектике, так и диалектика действует внутри самих риторических тропов.
Последовательность тропов на линии риторической оси творческого мышления такова. Первой, по существу, идет ирония: перенос смысла к себе же как противоположности себя самого – самоирония, самой себя противоположность – самопротивоположность, распадающаяся на множество собственных, соседствующих друг с другом дополнительных друг другу и максимально отличающихся частностей метонимии, – переносу значения по смежности (что объединит любые самые отдалённые противоположности, так как всегда можно подобрать столь обширный класс, что смежными окажутся «и бузина в огороде, и дядька в Киеве», например, с позиции класса универсальной взаимосвязи всех явлений). Метонимия соответствует не просто парной антиномии (тезис – антитезис), а многополярному «полиномному складню» Д. Б. Зильбермана [7]. Столь неопределённая ситуация множащихся соседей и «полюсов равноправных сил» разрешается истолкованием смежности и соседства как частичного пересечения, разрастающегося до масштабов целого – метафоры, которая, в свою очередь, сама пересекается с синедохой, как переносом значения целого на его собственную часть («на горизонте появился парус»), но лишь с тем, чтобы ей в выполнении непосильной для неё функции была оказана помощь целой системой взаимосвязанных слов перифразы, заменяющих по смыслу то слово, которое отпускается из высказывания на заслуженный отдых. И наконец, своим усложняющимся выражением смысла перифраза рискует рухнуть и погубить его в ситуации, когда чем детальнее и основательнее объяснение, тем меньше слушатели понимают то, что они понимали до этого объяснения. Наступает законный черёд уплотнения смысла через его сужение – эмфазу: например, чтобы молчать, нужно быть мудрецом, а я всего лишь любитель мудрости – философ.
Как можно заметить (и было замечаемо постоянно), на каждый троп можно отобразить все остальные, что вовсе не означает никчёмности всех за исключением одного, но этот методологический казус как раз и представляет собой мыслительный мир риторики, полностью отображённый в каждой своей малейшей детали, способной самостоятельно работать тоже как машина по производству пока что неопределённой возможности возникновения смысла. А теперь представьте себе, что в этот пока ещё одномерный и только потенциально мыслительный мир добавлено диалектическое измерение в виде последовательно друг за другом идущих элементов творческого мышления, в результате чего получится таблица соответствия риторических параметров творческого мышления степеням свободы развития его категориальным форм (элементов первой общекультурной компетенции), приведённая в конце данной статьи.
Риторика должна стать осознанно применяемым и каждый раз заново изобретаемым творческим орудием создания смысла, а не быть только лишь внешней и произвольной оболочкой его выражения.
Таблица соответствия риторических параметров творческого мышления
степеням свободы развития его категориальных форм (элементов)
степеням свободы развития его категориальных форм (элементов)
|
Элементы |
Эвристический вопрос |
Диалектическое противоречие |
Разрешение противоречия и ответ |
Неразрешимость |
|
Параметры |
||||
|
Ирония |
Как возможен вопрос о возможности вот этого же самого вопроса? |
Самоотрицательность |
Решение парадокса отрицательно самообращённых высказываний в многозначных логиках. |
Как решить парадокс самообращённой отрицательности (парадокс Эвбулида) в пределах только двузначной логики? |
|
Метонимия |
Какой вопрос соседствует со всеми остальными? |
Дополнительность |
Универсализация принципа дополнительности во всюду проникающей взаимной заменимости друг другом всесторонних противоположностей в их неопределённо общем множестве. |
Неустановимость меры внутри умножения полюсов дополнительности (многополярность). |
|
Метафора |
Какой вопрос является в то же время и собственным ответом? |
Снятие |
Система продуцирует условия неограниченной активности каждой своей конкретно единичной предпосылки. |
Проблема порядка вне субординации и в то же время без кризиса. |
|
Синекдоха |
Что значит вот это самое «что?»? |
Полагание |
Конкретно-единичные предпосылки сами в ходе своего случайного взаимодействия приводят к возникновению закономерно воспроизводящей себя системе. |
Неповторимая случайность обстоятельств возникновения любой закономерности. |
|
Перифраза |
Вопрос о том, какие взаимно связанные слова заменяют, по смыслу, сам знак вопроса. |
Предположность |
Сверхсистемный эффект: все необходимые предпосылки системы производятся ею как результаты её же собственного функционирования в круговороте (цикле). |
Круговорот веществ, энергии и информации (как и «круг общения») не может быть полностью замкнутым. |
|
Гипербола – автомейосис |
Как возможен вопрос о том, что более чем всё и в то же время менее чем само Ничто? |
Внеположность |
Неповторимый характер индивидуальности – следствие её непредопределённости универсальным законом развития общесистемного целого. |
Всегда неполная и невосполнимая цельность любой уникальной индивидуальности. |
|
Эмфаза |
Как возможен сам спрашивающий? |
Кризисная неразрешимость индивидуальности |
Развитие самого закона развития – его саморазвитие. |
Тайна личности как проблема, исключающая возможность её непосредственной формулировки. Смысл значимого молчания внутри речи как интонация. Анти-эмфаза как смысл, сообщающий через язык о собственной несказуемости. |
Ссылки на источники
1. Зинченко В. П. Сознание и творческий акт / В. П. Зинченко. – М.: Языки славянских культур, 2010. – 592 с.
2. Арнольд В. И. Теория катастроф / В. И. Арнольд. – М.: Наука: Гл. ред. физ.-мат. лит. 1990. – 128 с.
3. Библер В.С. От наукоучения – к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. – М.: Политиздат, 1990. – 413 с
4. Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. В. В. Бибихина / М. Хайдеггер. – Харьков: Фолио, 2003. – 503 с.
5. Гаспаров М. Л. Об античной поэзии: Поэты. Поэтика. Риторика / М. Л. Гаспаров. – Спб.: Азбука, 2000. – 480 с.
6. Аскольдов А. Концепт и слово // Русская словесность. Антология / Под ред. Нерознака В. П. / А. Аскольдов. – М.: Academia, 1997. – 320 с.
7. Зильберман Д. Б. Генезис значения в философии индуизма / Д. Б. Зильберман. – М.: Эдиториал УРСС, 1998 – 448 с.
8. Хофштадтер Д. Р. Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда / Перев. с англ. М. А. Эскиной / Д. Р. Хофштадтер. – Самара: Издательский Дом «Бахрах-М», 2001. – 752 с.