Появление Ислама на Северном Кавказе историки связывают, прежде всего, с расширением арабского Халифата, который был на тот момент огромным и могущественным государством, простирающимся от Атлантики до Индии.
Сам процесс принятия ислама северокавказскими народами растянулся почти на тысячу лет, по причине их большой этнической и политической пестроты, разнотипного уклада жизни. Вопрос об истоках и хронологических рубежах проникновения ислама, в частности, в Ингушетию до сих пор остается одним из важных направлений многих ученых-историков и исследователей Северного Кавказа.
Возникает вопрос: когда же ислам проник в Ингушетию и в ингушское общество?
Первоначально ингуши, как и многие народы Кавказа, были язычниками со своим автохтонным пантеоном богов, позже они прошли определенный временной этап христианства со стороны Грузии со своими локальными элементами, проникшего в горы Ингушетии на рубеже IХ–Х вв.. Грузинское царство пыталось закрепиться на северных склонах Кавказа, обезопасив свои северные границы от нашествия орд степных кочевников посредством христианизации воинственных горцев-ингушей (в древних грузинских летописях упоминаются под названием дзурдзуки, глигвы, кисты).
Около XI века в горных районах Северного Кавказа начинается строительство христианских храмов, появляются первые священники, а вместе с ними и церковные книги для новой паствы, написанные на древнегрузинском языке. Некоторые из древних храмов эпохи грузинского влияния сохранились и до наших дней. Самые значимые из них –Тхаба-Ерды, Алби-Ерды, Маго-Ерды и Дялите - расположенные в горной части Ингушетии.
Исследователями конца XVIII – начала XX в. был накоплен большой историко-документальный и археологический материал, заложивший основу для последующих научных изысканий, очерчен круг наиболее важных проблем, получивших дальнейшее развитие и решение в работах советских и российских историков, археологов, этнографов, религиоведов.
Наиболее активная фаза изучения древнего прошлого ингушей и Ингушетии, в многостороннем научно-исследовательском плане, началась в 20-х годах XX в. Тогда же в 1925–1932 гг. был организован целый ряд археолого-этнографических экспедиций в горную Ингушетию, возглавляемых Л. П. Семеновым, И. П. Щеблыкиным, Н. Ф. Яковлевым и мн.др. Результатами их этнографических экспедиций стали письменные работы, посвященные религиозным верованиям и культовым сооружениям ингушей. Были исследованы многие материальные памятники горной архитектуры языческого, христианского и исламского периодов, описаны религиозные ритуалы, изучена часть географической топонимики, выявлены многочисленные христианские и языческие символы [1].
Среди самых интересных материальных памятников ингушей периодараннего средневекового христианства, стоит всё же выделить упомянутые нами ранее располагающиеся в таргимской котловине Ассинского ущелья храмы Тхаба-Ерды, Альби-Ерды и Таргимский храм– колыбели древнего ингушского зодчества. Об их христианском значении свидетельствуют исследования Крупнова Е.И., Семёнова Л.П., Мужухоева М.Б, Гамбашидзе Г.Г. и других учёных, единогласно определившихся с выводом, что изначально они строились, как христианские церкви. Достаточно крупным и отличающимся среди остальных культовых строений является храм Тхаба-Ерды, строительство которого грузинскими зодчими ученые датируютIX-XII веками. Однако, в среде историков и археологов Кавказа, до сих пор не существует точной датировки его возведения. На внешних стенах храма Тхаба-Ерды можно увидеть сохранившиеся до наших времен различные барельефы, петроглифы, носящие грузинский и местный характер. Также, грузинским исследователем Георгием Гамбашидзе, при раскопках в старых христианских погребениях, находящихся рядом с этим храмом, были обнаружены древнегрузинские надписи, в которых упоминаются церковные деятели Грузии (Епископ Георгий, Х век), (каталикосы Арсений II 955-980 гг. и Мелхи-Зедек -1 первая половина ХII века). Также при общих раскопках в районе этого храма им были найдены большой каменный крест и купель, высеченная тоже из камня. [2]
Само же название храма «Тхаба-Ерды» по мнению ученого В. Миллера переводят, как храм «двух тысяч святых», хотя точно выяснить генезис его названия достаточно сложно. [3]. Может быть, название это берёт начало от имени древнего ингушского творца вселенной, верховного бога Тха, или Тха-Дяла, жившего на вершине горы Казбек (Баш-Лоам), и у которого герой ингушских народных легенд, нарт по имени Курки украл тростник и овец, для своего народа, умирающего от голода. [4] Что же касается второго по величине христианского храма Альби-Ерды, он менее выделяется, чем храм Тхаба-Ерды, однако, и там Георгием Гамбашидзе, при раскопках были обнаружены остатки креста у алтаря храма и фрагменты древнегрузинской надписи с текстом: [….Христа…], а правее от алтарного окна фрагменты изображения святого с надписью: […Святой…][2. л.2]. Таргимский храм, к сожалению, до наших дней не сохранился, от него остались только руины.
И всё же, несмотря на активное духовно-идеологическое влияние соседних государств, ингушское «христианство» не было достаточно глубоким по своему содержанию. Ингушский этнограф XIX в. Чах Ахриев, внесший большой вклад в разработку вопроса религиозных воззрений ингушей, отмечал, что «религия ингушей весьма неопределенна и представляет смесь понятий языческих, мухамметанских, христианских и т.п. Эта неопределенность придает какой-то индифферентный характер религиозному настроению ингушского народа». Т.е., исполняя христианские обряды и молясь христианскому богу, они, тем не менее, сохраняли языческие представления о мире и автохтонное мировоззрение». [5]
Наиболее детально религиозные воззрения ингушей XIX в. проанализировал историк С. Броневский: «В древнейшие времена ингуши были христиане и находились в подданстве грузинских царей. Отпавши от христианства, они обратились к древнему своему богопочитанию, потом опять возникло христианство на короткое время и, наконец, приняли ингуши магометанский закон, но притом держатся еще совокупно языческих и христианских обрядов.» [6]
В своей статье известный ингушский историк Муталиев Т.Х.-Б. пишет: «Первые достоверные сведения о проникновении ислама к ингушам (а точнее, к западным ингушам) относятся к 80-м годам XVI века. В сентябре 1589 г. ингушский владелец Ларса Солтан-Мурза при прохождении через его территорию московских послов в Грузию (князя Семена Звенигородского и дьяка Антона Торхова) приносил клятву («шерть») на верность русскому царю Федору Ивановичу, согласно требованиям мусульманской веры. Другое заслуживающее доверие известие на этот счет оставил грузинский царевич Вахушти Багратиони. В своей «Географии Грузии», написанной им по данным собранным в конце ХVII века, Вахушти совершенно определенно относит ингушей — жителей села Ангушт — к мусульманам-суннитам». [7]
Следует отметить, что с конца XVIII начала XIXвека военные власти на Кавказе обратили внимание на успех мусульманской религии среди горских народов, что, в свою очередь, вызывало у них необходимостькак-то его парализовать. Потому Командующий русскими войсками на Кавказе генерал А.П. Тормасов предложил Государю использовать для обращения горцев в христианство иезуитов. Однако царь Александр I выразил желание, чтобы для этой цели были найдены способные православные миссионеры.
Развернуть свою миссионерскую деятельность среди ингушей не раз пытались французские католические миссионеры. Однако эти попытки жестко пресекались властями, подозревавшими проповедников в «шпионстве», растрате и присвоении церковных,а также государственных средств.
Еще одной попыткой развернуть миссионерскую деятельность пытались шотландские проповедники из колонии Каррасв первой половине XIX века, которые были основательно подготовлены, заниматься проповедованием христианской религии среди ингушей. Возглавлявший их пастор Блай за относительно короткое время, выучил ингушский язык и приступил к работе над переводом на ингушский язык Библии. Из письма члена и агента Шотландского Миссионерского общества, Пастора Ришарда Нилля, к господину министру духовных дел и народного просвещения, Его Сиятельству князю Галицину, Санкт-Петербург, 13 июня 1822 года следует: «…г.Блай немедленно стал учиться языку жителей, и в скором времени столько успел в оном, что мог объясняться с ними…В начале нынешнего года он был уже столь силен в языке их, что предпринял излагать оный на письме, и перевел даже Молитву Господню на оный, которая и напечатана в Астрахани. Сим ободрился он, и стал помышлять об учреждении школ между ними, в которых предполагал обучать российскому и ингушскому языкам, и другим предметам полезных познаний, имея в виду образование их и внушение Евангельского учения. Все ингуши, коим он объявил сие намерение свое, весьма ободрили оное, а некоторые их них изъявили желание, чтобы дети их могли быть обучаемы русскому языку, вместе сих собственным. Несколько мальчиков согласились уже перейти к нему и жить с ним, радуясь чрезвычайно тому, что научатся читать и писать…». [8]
Составленный шотландским миссионером пастором Блаем алфавит из латинских буквдля ингушского языка, хорошо интегрировался в местную языковую среду, это предположение также подтверждается ещё и тем, что примерно через сто лет, после его миссионерской деятельности, несмотря на то, что вариант алфавита Блая скорее всего был утерян, латиницу вновь возродили ингушские и чеченские просветители для составления алфавита и изучения обоих языков. Так, в начале XX века, Председателем Ингушского Национального Совета при Горской Республике Магомедом Эльджиевичем Джабагиевым был создан первый рукописный ингушский алфавит, состоящий из латинских букв, а в 1908 году во Владикавказе вышла его книга «Ингуше-чеченская азбука». (9)
А после ликвидации Горской Республики и установления Советской власти с образованием Ингушской автономной республики, в 1923 году был принят и утверждён ингушский алфавит, на основе всё тех же букв латинского алфавита, составленный народным комиссаром просвещения Ингушской АССР, Заурбеком Куразовичем Мальсаговым. В том же году стала выходить первая ингушская газета «Сердало» (Свет) и начался выпуск учебной литературы. [10]
Однако, возвращаясь к деятельности шотландских миссионеров на Кавказе, заметим, что и тут ситуация сложилась не совсем гладко. Почти параллельно с христианской миссией на ингушей оказывалось влияние ислама со стороны Чечни.К тому же не все местные жители охотно принимали христианство, да и личное отношение управляющего военной и гражданской частью на Кавказе генерала А.П. Ермолова к миссионерам быловесьма предвзято. Он с осторожностью и недоверием относился к ним, считая их поборниками политических интересов британской короны на Кавказе. Из письма А.П. Ермолова князю А.Н. Галицыну следует:
«Милостивый Государь Князь Александр Николаевич.
В ответ на почтеннейшее отношение Вашего Сиятельства от 26 июля за №2579 имею честь объясниться.
Живущий между ингушами, Шотландского общества миссионер Блай выслан мною по пользе удаления таковых, лично объяснялся с Вашим Сиятельством, а сверх того имел следующие на то причины:
Ингуши принять крещение не желают и, хотя, весьма не многие из старшин на то согласились, думая, что все вообще тому понуждаемы будут, но когда простой народ совершенно тому противится, хотелиудалиться на прежнее жительство в горы, старшины оставили принятой ими закон и мне лично объявили, что понуждение к крещению лишит их средств удержать народ в повиновении и спокойствии.
Почитая несовместным в подобных случаях принуждение и отклонив проповедника господствующей нашей веры, не счел я приличным, в тоже время, терпеть между Ингушами иноверного Миссионера, который сверх того выдавал себя за лекаря, начинал входить в большую между полудиким народом доверенность.
Я почитаю обязанность с моей стороны и то замечать, что Шотландское общество миссионеров, принимал к себе на воспитание молодых людей, обучает их языку своего отечества и не всеми усилиями стараются образовать их добрыми нам подданными. Я признаюсь Вашему Сиятельству, что не желал сих воспитанников, в свою очередь, иметь проповедниками между многочисленными обитателями гор, не допускаю к Карраским колонистам, приобретать таковых.
С совершенным почтением имею честь быть Вашего Сиятельства Покорнейший слуга Алексей Ермолов.
№ 194, 19 сентября 1822. Тифлис». [11]
Однако, 4 года спустя, 12 октября 1826 года, к этой проблеме вынуждены были вернуться. Беспокойство было вызвано тем, что в последние годы участились случаи увольнения колонистов и отъезда их на родину. Этот вопрос Комитет министров поставил возвращающемуся в Шотландию представителю организации Джону Митчеллу, который указал на ряд причин, послуживших, отъезду колонистов на родину:
1. «Что в 1822 году один из миссионеров занимался проповедованием между горцами ингушами и по знаниям своим в медицине приобрел их доверенность и уважение; но после губернским начальством оттуда выслан без всякой видимой причины, почему и возвратился он в Шотландию;
2. Что по сим обстоятельствам миссионеры, считая цель, для коей учреждена колония, ненадежною, некоторые сами собой отправились домой, прочие просили Эдинбургское общество их отозвать; вследствие чего они сим обществом, которое совершенно отчаялось в успехе своего предприятия, и были отозваны, с тем, чтобы послать в другие части света, где они могли продолжать свои проповедческие занятия без препятствия». [12]
Ознакомившись с причинами отъезда шотландских миссионеров из России на родину, Александр I потребовал выяснить: «…что было сделано против сих миссионеров в несогласность с высочайше дарованными им правами и преимуществами, кем-то было сделано, по какому поводу, и донесено Его Императорскому Величеству». [13]
Все обвинения относились к А.П. Ермолову, поступок которого положил начало распаду Шотландской колонии и поколебал веру в дело проповедования христианской веры на Кавказе и в целом в России.
Прояснить многое позволяет ответ Ермолова.
Из отношения Ермолова к д.т. с Ланскому о причинах удаления из Назрана Шотландского миссионера Блея в 1822 году:
«12 ноября1827года №32
Ваше Высочество в отношении от 12 октября 1826 года, №920, изволили требовать от меня объяснений по жалобам Шотландских миссионеров, состоящих в двух предметах:
1.Что один из сих миссионеров, занимавшийся проповедованием между ингушами высланный оттуда в 1822 году местным начальством, без всякой видимой на то причины….
что же касается до миссионера Шотландского общества, находившегося у ингушей, то к удалению его оттуда побудили меня следующие причины: Во время пребывания моего в Санкт-Петербурге в 1821 году, объяснялся я лично с бывшим министром духовных дел, о необходимости не дозволять иноверным миссионерам, проповедовать христианскую религию в Назрани, и князь Александр Николаевич, соглашаясь совершенно, с сим моим мнением добавил, что таковые миссионеры допускаются только там, где нет миссии греко-российской церкви, к ингушам же были посланы священники наши от святого Синода.
Потом в 1822 году, в проезд мой через Владикавказ, явились ко мне несколько старшин Назранских, принявших от наших священников святое крещение, и удостоверяя, что переменою религии потеряли они общее уважение от народа, сопротивляющегося явно, введению христианства, что они не могут уже более удерживать его в надлежащем повиновении и что при дальнейших действиях наших миссионеров ингуши решились, оставя Назрань, удалиться в горы, просили меня дозволить им обратиться опять к прежнему их закону.
По важности места занимаемого ингушами которые, быв до сего преданы России, по положению их селении при Назране служат наилучшим сторожевым постом нашим с сей стороны от неприязненных чеченцев и карабулаков, не мог я не предвидеть, сколь неприятные последствия могли бы произойти, если бы народ сей - самый воинственный и мужественнейший из всех горцев, быв доведен до возмущения, решился удалиться в горы, и потому хотя и не мог я дать означенным старшинам прямого позволения отпасть от принятой ими веры, но должен был, однако, приказат, местному начальству смотреть на поведение их в сем отношении сквозь пальцы. Вместе с тем склонил я проповедника нашего, дабы он на некоторое время остановил предприятие свои к обращению сего народа.
В то же время узнал я, что уингушей находится шотландский миссионер Блай, который, выдавая себя за лекаря, начинал входить у них в доверенность.
Почитая не приличным в то самое время, когда я остановил действия нашего проповедника, дозволить пребывание между ингушами миссионера иноверного, и основываясь на вышеупомянутом личном объяснении моем с бывшим министром духовных дел, считал я себя вправе, выслать его от сего народа. Что было тогда же и исполнено.
Вслед за тем князь Голицин по поводу просьбы агента Шотландского миссионерского общества пастора Нилля о дозволении означенному Блею возвратиться к ингушам, в отношении от 26-го июля 1822 года№2574, меня уведомил, что о причинах удаления сего миссионера, по личному разговору со мною, ему известных, доводил он до сведения Его Императорского Величества, но Государю Императору благоугодно было знать, не было ли еще и других каких побуждений к таковой высылке. Вследствие чего в отзыве от 19-го сентября, того же года, №194, я объяснил все выше прописанные обстоятельства и полагаю, что распоряжения мои были одобрены Его Императорским Величеством, ибо миссионеру Блею возвратиться к ингушам не было и на счет сей никакой дальнейшей переписки не происходило.
Изложив, таким образом Вашему Высочеству все обстоятельства, до жалоб шотландских миссионеров на здешнее начальство относящиеся, я предаю собственному благоусмотрению Вашему, до какой степени жалобы сии могут быть признанны основательными, да и если за все время существовании их колонии на Кавказе, кроме изъясненных 2-х предметов, миссионеры сии не могли изыскать никаких других претензий, то сие одно уже ясно доказывает, сколь строго здешнее правительство охраняло право из и что к удалению из пределов кавказских побудили их совершенно другие причины.
Причины сии Вы изволите постигнуть по рассмотрении доставленных при отношении моем от 8-го октября 1826 года №191, бумаг, из коих весьма заметно, что все расстройство в шотландской колонии произошло от влияния на оную Эдинбургского общества и от раздоров между колонистами от того возникших. Вероятно, также предусмотрительность колонистов была обращена и на то, что с поселением близ Горячих Вод новой казачьей станицы трудолюбивые жители оной не допустят уже колонистов обогащаться исключительным снабжением сих Вод жизненными потребностями за непомерную цену.
Впрочем, я должен еще сознаться и в том, что выезд шотландских миссионеров из Карраса не счел я важным ущербом для Кавказского края, ибо в отношении к хозяйству ни особенным трудолюбием, ни введением новых ремесел и лучших способов земледелия до сего времени не оказали они полезного примера; касательно же, прямой их цели, т.е. проповедования христианства известно уже, сколь мало они сего достигли.
Но предполагая, что предприятия их в сем последнем отношении, в продолжение времени были бы увенчаны желаемым успехом и что попечением их целые народы в кавказских горах обитающие, были бы обращены в религию, ими проповедываемую, нельзя упускать из виду следующих суждений:
Неоспоримо, что введение христианской религии между горцами, могло бы умягчить суровость сих полудиких народов и зделать их нравственному образованию более доступными; но дабы переворот сей и в политическом отношении в полной мере был полезен для России, необходимо так же чтобы вместе с тем как понятия народов сих так и самые обычаи их и нравы сближены с нашими, но сего едва ли можно достигнуть посредством миссионеров иностранных и иноверных.
Весьма естественно что миссионеры сии истолковывая догматы и обряды религии ими проповедываемой, коснутся разности онных с господствующею греко-российскою церковью, и конечно, не станут выставлять со стороны выгодной последних, предосуждение собственного вероисповедания; вероятно также, что излагая правила их церкви иностранцы сии будут упоминать о тех странах, где вера их господствует и не преминут объяснять тамошние постановления и Нарвы, с нашими не согласные.
В сих случаях, без сомнения, говорить они будут в свою пользу и, показывая себя некоторым образом существами превосходными, не остерегутся поселить пренебрежение к другим вероисповеданиям и обычаям родящееся всегда у новых прозелитов* с особым фанатизмом.
Итак, можно наперед предугадывать какие были бы последствия если бы народы, среди владений наших обитающие в местах непреступных были таким образом просвещены иноверцами, но если бы с нравственным образованием онных вражда к нам ныне питаемая усилена была еще новыми побуждениями; - я не упоминаю уже о том, что под видом миссионеров удобнее всего могут вкрадываться в страну сию агенты кабинетов не равнодушно смотрящих на приобретение наше всей части Азии и что вызывая для распространения в областях наших христианства проповедников иностранных мы сознаемся перед лицом всей Европы или в недостатке способов наших или в неспособности к проповедованию слова Божия нашего духовенства.
По всем сим соображениям я полагал бы полезнейшим, не допуская в здешние страны миссионеров иностранных образовать особое общество для проповедования Греко-Российской веры из почтеннейших и просвещенных духовных особ наших, подчинив оному и существующую ныне осетинскую духовную комиссию, с тем, чтобы общество сие занялось прежде всего приготовлением миссионеров из молодых и способных студентов дав им способ изучить языки народов к коим их посылать будут, и приобрести некоторые сведения в медицине, вообще между горскими народами особенно уважаемой; потом сие же общество руководствовать будет самыми занятиями сих миссионеров и надзирать за их действиями».[14]
Вскоре после этого политического давления, миссионерская деятельность шотландской колонии начала постепенно сворачиваться, а к 1826 году она и вовсе прекратила свое существование. Проповедникам так и не удалось всерьез обратить ингушей в христианство.
Согласно данным чиновников, составлявших в 60-70-е годы XIX века описание округов Терской области известно, что: «На пути от Джераховского до Аргунского ущелья, нередко приходится встречать остатки развалившихся церквей и часовен, ясно свидетельствующие, что в этой местности некогда существовало христианство… Можно положительно сказать, что христианство существовало у ингушей не как догматическое учение, а только как новый обряд; оно действовало, как видно, только на воображение народа внешностью богослужения, не касаясь нравственной стороны его жизни. Поэтому-то христианская вера не могла укорениться в среде ингушей, да и те обряды, которые они приняли от христиан, стали забываться» [15].
Дальнейшие исторические обстоятельства сложились так, что христианство среди ингушей не укрепилось иначалось влияние ислама, которыйстал проникать в Ингушетию со стороны Чечни, Дагестана, и Кабарды.
По мнению историка Муталиева Т.Х.-Б., первое известие о массовом принятии ингушами мусульманской веры относится к июлю 1809 г. В своем рапорте Главнокомандующему российскими войсками на Кавказе генералу Тормасову Владикавказский комендант генерал Ивелич с нескрываемой озабоченностью сообщал, что андреевские (кумыкские) и кабардинские муллы, недавно переселившиеся в район современной Назрани, «весь ингушский народ, обращают к басурманской вере» и что ингуши «принимают ныне мулл… и строят мечети около р. Сунжи». Позднее к кумыкским и кабардинским муллам присоединились и муллы из Чечни. Спустя год Ивелич уточняет, что всех ингушей, поселившихся в Назрани, насчитывается более 7 тысяч человек и что построена «мечеть, куда ингуши ходили учиться вере». [16]
Следует отметить, что документальных свидетельств насильственной исламизации ингушей нет, но есть документы, свидетельствующие о попытках насильственной христианизации.
Так, например, из предписания Военного министра князя Чернышева Командующему отдельным Кавказским корпусом от 21 июня 1842 года №102. следует: «При проезде моем 11 сего июня чрез укрепление вновь возводимое на Сунже между Казак-Кичу и Назраном, выехавшие ко мне на встречу Назрановские жители, числом до 700 человек, представили мне от имени всего Ингушевского общества прошение, в коем объясняя, что они обращены в христианскую веру мерами насильственными и обольстительными, изъявляют желание возвратиться к прежнему магометанскому закону…».Так жеиз этого предписания следует: «…Что же касается до второго вопроса, то я несколько признаю невозможным дать прямое разрешение ингушам, обратиться снова в магометанство, но даже не могу и обнадежить их представлением их просьбы на Высочайшего Государя Императора благоусмотрения. Во всех государствах и во все времена, отступничество от господствующей веры считалось и считается величайшим преступлением. В настоящем же случае удовлетворение просьбы ингушам может послужить самым соблазнительным примером, столько же противным установлением господствующей церкви, сколько и видам здравой политики». [17]
Из другого предписания Командующему войсками Кавказской линии и в Черномори и генерал-лейтенанту Гурко следует:
«От Ингушевского общества
Всепокорнейшее Прошение.
Мы все первоначально, когда имели жительство на Тарской долине, иначе называемой нами Ангушт, были языческой веры. Но по переселении нашем по урочище реки Назрана, где ныне имеем жительство, приняли мы все магометанскую веру, исполняли оную также точно, как прочие магометане, живущие в окрестностях наших владений. Но в 1833 году бывший Осетинской духовной комиссии протоиерей Шио Двалишвили при содействии бывшего над нами пристава Гайтова, что ныне войсковой старшина, начал обращать племя наше в христианскую веру и когда мы не хотели допустить их к тому, то они объявили нам, что это есть воля Государя Императора, пристав Гайтов взял с собою казачью команду, с протоиреем начал действовать насилием, делая разные истязания, привязывали к столбам, наказывали плетьми и розгами, обливали водою и тут же бросали или накидывали на шею кресты. Без всякого внимания записывали в число крещенных и такие семейства кои вовсе не крестились, и таких кои не были тогда в своих домах, и давали по 50 коп.серебром на семейство и то не каждому, а редко кому. Таким образом расстроил наше общество. Мы же в то время двукратно жаловались обществом бывшему Владикавказскому коменданту Широкову, дабы он сделал со стороны своей распоряжение о воспрещении делать нам такого насилия. Уверяли мы его, что общество наше будет всегда чрез это волноваться и для Правительства, кроме хлопот, пользы никакой не будет. На что никакого удовлетворения не получили. Так же и в проезд через Назрань военного министра князя Чернышева мы подавали прошение о насильственном обращении нас в христианскую веру и просили, чтобы оставить нас по прежнему магометанской веры, но какое учинено по оному распоряжение, нам неизвестно. Когда начали крестить женщину Назрановскую именем Салет, она зарезала себе горло ножом и тут же вскорости померла; другая женщина ударила дитя своего грудного об землю, от чего сделалось оно изувеченным, а некоторые семейства, дабы избавиться от такого насилия, бежали в Чечню. Несколько старшин из общества нашего сосланы внутрь России, а несколько человек изнуряли несколько месяцев под гауптвахтным караулом. Но за всем тем мы не соглашались быть христианами, и против воли нашей прикомандировали к нам священников и прогнали от нас мулл. Не знаем причин такового насилия, от кого это произошло, от местных ли наших начальников или делалось это с повеления высшего. Священников мы не допускаем к себе для исполнения треб христианских, но они проживают так без всякого действия. Мы в преданности своей Российскому правительству так же будем твердые, как и ныне, если будем магометанами.
Все сии обстоятельства вынуждают нас припасть к стопам Вашего Превосходительства и просить об избавлении нас от христианства, равно и об отобрании от нас священников, не отказать учинить Ваше ходатайство у кого будет следовать, так как обращение в христианство было насильственное и мы не обязывались никогда быть христианами. На что и будем ожидать Вашего милостивого внимания».
К сему прошению подписались поверенные от Назрановского общества старшины: /перстные печати/. [18]
Отказ ингушам в их стремлении к возвращению к исламской вере и проявление российской стороной некоторой жесткости в конфессиональном вопросе привели к ряду восстаний и возмущений, в результате которых часть ингушей (Галашевское общество целиком) примкнула к движению имама Шамиля. Т.е. попытки «мирного приручения» и «нравственного просвещения» были восприняты горцами ингушами, как попытки насильственной христианизации и привели к вооруженному сопротивлению российским властям.
Таким образом, на протяжении продолжительного времени, ислам начал прочно утверждаться в Ингушетии шаг за шагом, вытесняя христианство и пережитки язычества, одновременно встречая на своём пути множество преград в лице царских, а затем и советских властей.
По результатам предварительного анализа нашего исследования становится ясно, что данная тема исламизации ингушского общества с её предпосылками и этапами достаточно широка, сложна и многогранна, И остро нуждается в дальнейшем глубоком и детальном изучении с учётом хронологии главных и важных событий.
Ссылки на источники:
- Хевсаков В.В. Религиозное воззрение ингушей. М., 2002.
- Ст. Г. Гамбашидзе - К вопросу о культурно-исторических связах средневековой Грузии с народами Северного Кавказа С. 3-4. ТБИЛИСИ, 1977 г.
- 3.Миллер В.Ф. Терская область. Археологические экскурсии. Археологические наблюдения в области Чеченцев. // МАК. Вып. 8. М., 1888. С. 8-21.
- Светлов В.Я. «Семь сыновей Вьюги» (РГБ.НЭБ. РФ), Н. Морев. 1903 г. 31С.
- Ахриев Ч. Ингуши (Их предания, верования и поверья). ССКГ. Вып. 8. Тифлис, 1875.
- Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе.ч.1 -2. М., 1823.
- Муталиев Т.Х.-Б. «О круглых датах, или о том, когда ингуши приняли Ислам». //«Ингушетия», 1995, 27 апреля. С.2-3.
- Албогачиева М.С.-Г. Шотландская миссия в Ингушетии (по материалам РГИАФ.797. Оп.2. Д.8809. ЛЛ. 7-11 об.иАКАК).
- Н.Д. Кодзоев. Джабагиевы // Архивный вестник (Государственная архивная служба Республики Ингушетия).-Магас 2011.-Вып. VII.-С. 50-51.
- Национально-государственное строительство Российской Федерации: Северный Кавказ (1917-1941 гг.).-Майкоп: Меоты, 1995г. С.248.
- РГИА. Ф.797. Оп.2. Д.8809. Л.19-19 об.
- АКАК. Т.VI, Ч.1, Д.646, С.476.
- Там же (АКАК.Т.VI, Ч.1, Д.646, С. 476).
- АKАК. Т.VI. Ч. I. Д.648. С. 478-480.
- Казиев Ш., Карпеев И.В. Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке. М., 2003.
- Муталиев Т.Х.-Б. «О круглых датах, или о том, когда ингуши приняли Ислам». //«Ингушетия», 1995, 27 апреля. С.2-3.
- РГВИА. Ф. 13454, Оп. 2, д. 363, л. 3-6.
- РГВИА. Ф. 13454, Оп. 2, д. 363, л. 10-13.
Сокращенные наименования:
МАК – Материалы по археологии Кавказа.
ССКГ – «Сборник сведений о кавказских горцах».
РГИА – Российский Государственный исторический архив.
РГВИА – Российский Государственный военно-исторический архив
АКАК – Акты Кавказской Археографической комиссии.